Я живу на улице Бонч-Бруевича. Маленькая такая улочка, неправильной формы сломанного пополам и брошенного бублика, припёка сбоку Смольного. (О Смольном упоминаю всуе, а вот то, что она кривая, для этой истории важно).
Особыми приметами улице служат Отделение посольства Белоруссии и конечная троллейбусная остановка. (Это если вдруг вас спросят, где эта улица).
Троллейбусы подплывают к остановке из-за полу-поворота, так как улица — полу-бублик. Людям на остановке не видно, что там, на вираже. А там начался ремонт. Настоящий, глубокий ремонт канализации. Троллейбусы пущены в объезд улицы Бонч-Бруевича.
А люди ждут. Сидят на лавочке в остановочном павильончике, курят, нервничают. Вскакивают, смотрят на часы и выворачивают головы, чтобы глазам дать возможность заглянуть сильно вбок. Если бы это удалось, они бы увидели синий забор, дорожно-строительную технику и, сплюнув, быстро пошли бы на любую другую остановку. Но в том и фокус, что — не удаётся: вираж, поворот, мы внутри полу-бублика. Ждут.
На стеклянной стене павильона висит объявление. Лист А-4, убористым шрифтом ноздреватый, пористый кирпич текста с указанием причин, ссылкой на параграфы, вереницей остановок на временных маршрутах и приношением извинения за временные неудобства.
Но объявления никто не читает. (Я и сама его не заметила в первый день ремонта. Ждала, пока не заподозрила неладное. Пошла за поворот — о!)
Бедные-бедные люди!
Но им всё же некоторым образом повезло: на этой улице живу я. Активная и неравнодушная (не везёт троллейбус — повезло со мной!). По пути на работу и по пути домой, в магазин, гулять, в аптеку — я подхожу к остановке и дарю людям свободу: «Добрый день! Если вы ждёте троллейбус, то я должна вас огорчить: троллейбусы не ходят. Ремонт». Хорошо улыбаюсь и пожимаю плечами.
— Как — ремонт?
— Ну так... трубы меняют. Лето. Вот объявление.
Люди реагируют по-разному: от облегчённого смеха над собой (Ну надо же! Сижу под объявлением и...!) до гневного взгляда в меня, носителя плохой вести и свидетеля её (так реагируют только женщины!) недальновидности.. Но чаще, конечно, спасибо-спасибо, а то бы я так и сидел тут!
И это придаёт мне сил и сладких самооценок, я уже дежурю у окна в своей квартире на пятом этаже без лифта, бегу вниз под придуманным для себя предлогом «в магазин!» и — любезный речевой модуль: «Добрый день! Если вы ждёте троллейбус...».
А как же! Сервис!
Как хорошо, что я не уехала в отпуск! Как хорошо, что у меня нет дачи!
Через неделю объявление исчезло. Я написала своё — ярким маркером, крупно: «Троллейбусы не ходят: ремонт». Вложила в файл, прилепила к стенке двусторонним скотчем. Намертво.
Провисело два дня. Я даже не пытаюсь представить себе того, кто их снимает. Не могу представить. Не представляю.
Да и некогда мне. Надо «бежать в магазин»: на остановке женщина с двумя детьми. Ещё одна...
И вот однажды... Сидит. Молодой человек, нога на ногу, курит. Видно, что ждёт. Я почти бегом пересекаю улицу к нему: «Добрый день! Если...» Он не дослушал: «Да-да, спасибо! Вы уже вчера говорили».
О-па!
«А вы так и сидите? со вчера?» — попыталась я спасти лицо.
Засмеялся. «Нет, я в белорусское консульство, — мотнул головой в сторону. — У них перерыв на обед».
А-а... Ну всего доброго.
На обратном пути стараюсь не смотреть на остановку. Хватит.
Не хватало только прослыть городской сумасшедшей. Тётенька из околотка.
А глаз скашивает вбок: сидят! Двое пожилых — он и она. Он с палочкой.
«Добрый день! Если вы ждёте троллейбус, то...»
«Ой! Спасибо! Спасибо!»
P. S. А вчера ремонт закончился. Он длился два месяца. Но — справились. Троллейбусы привычно выплывают из-за полу-поворота к нашей остановке.
Можно уезжать в отпуск.
Жаль только, что отпуск прошёл.
Да и лето вдруг кончилось.