В телевизионной программе про еду в тёплой кухонной обстановке мужчина перед камерой объясняет свои поварские действия. Но он не настоящий повар, он «в роли», а в жизни - известный телеведущий, светский лев. Ему скучно говорить серьёзно о бытовом, он умнее, он знает, что от него ждут остроумного балагурства и подыгрывает этому зрительскому ожиданию.И тем, кто в студии, и тем, кто вне. Большой, крупный, ему немножко смешна эта роль, и он иронизирует над ней, над простотой своего кухонного действия:
«Порубил зелень, как красный комиссар жителей украинской деревни»
Пошутил.
Скандал разразился нешуточный.
Об этом много и подробно писали и говорили. Принесённые публичные извинения,
конечно, притушили пожар, но можно себе представить, какой стыд тлеет и жжёт автора.
Почему она стала возможной, эта чудовищная шутка?
По двум причинам.
Одна – и о ней много известно – потребность многих людей в социальной
коммуникативной маске. Это почти бессознательная защита своего истинного лица. Выбор маски тоже происходит интуитивно, без взвешивания и обдумывания, но всё же обусловлен характером, личными чертами, талантами и вкусами человека. Покажи мне свою маску, и я многое скажу о тебе – если перефразировать известное.
Маска шута (шутника, если мягче; балагура – если с симпатией) – одна из самых рискованных. Она нервнозатратна для носителя и конфликтообразующа для окружающих. Если в вашей компании есть такой актёр, ваша корпоративная культура неустойчива, как ветер мая. Если таких масок несколько и они объединились – повышенная конфликтогенность неизбежна.
Разумеется, уровень весёлой взвинченности в компании напрямую связан с уровнем ума и этических убеждений «маски». Возможно, человек, гуляющий с шутками по компании, только поднимает всем настроение и вам даже кажется, что это на пользу делу. Возможно, этот душа компании не обделён чувством меры. Тогда компании действительно повезло, потому что весь мусор мелких неприятностей выметается взрывами здорового смеха. Но чаще перед нами просто вошедший во вкус хохмач. Окрылённый успехом у публики (а хотя бы один ценитель всегда найдётся), он мчится, прибавляя скорости, и шутит без остановок. Снижается только их качество, страдают попавшиеся под руку и на язык коллеги, всё взбудоражено, дело отдыхает в сторонке.
Так происходит потому, что маска шута, внешне привлекательная и лёгкая, загоняет актёра очень быстро. Постоянно шутить невозможно, но – надо. Маска обязывает! И приходится крутиться и завихрять всё вокруг. Невзирая, попирая и обижая мимоходом. Без умысла. Ради красного словца. Что и случилось в кулинарной студии. Истинный юмор, доставляющий наслаждение, – субстанция нежная, едва уловимая и долго ожидаемая. Долгожданная.
Глубокий тонкий юмор встречается так же редко, как всё по-настоящему талантливое. И он не бывает маской.
Он в природе человека.
А маска поверхностна, она выпячивает общие черты, они узнаваемы, одинаковы. Маски очень востребованы в группах и неизбежны, как социальные и психологические роли. Так вот, роль шута, если она «прописалась» в драматургии компании, требует контроля, и - пристального. Именно этому персонажу необходимы индивидуальные занятия по речевому этикету, даже если речевой этикет принят в компании и успешно укоренён.
Вторая причина возникновения чудовищной шутки (и о ней, кажется, ещё не написали) – это сам язык.
Возможность такого выверта содержится именно в нём.
Сравнительный оборот (речевая фигура) имеет два (и более, но реже) компонента.
«Девушка, как цветок». А = Б. Можно ли сравнить наоборот? Сделать сравнительный оборот? Да конечно: «цветок, как девушка». Какие дивные нюансы смысла появляются по сравнению с привычным фольклорным сравнением девушки с цветком. Цветок, похожий на девушку, – образ индивидуального символиста.
То есть Б=А в этом случае не только возможно, но и выигрывает обогащением смысла, переводом его в на более глубокий (или высокий) уровень.
Такова возможность речевого сравнения, потому что оба компонента РАВНЫ общему значению (значению красоты - в данном случае с цветком и девушкой).
Но игра с перевёртыванием в сравнениях коварна. Играя только по схеме, переставляя компоненты, не просчитывая результат получаемого смысла, можно сокрушительно проиграть. «Кровь с молоком» - говорим мы о здоровье. Переставьте слова (молоко с кровью) – и вы получите пугающий симптом болезни кормящей матери. Слово «порубить» употребляется русскоговорящим человеком во многих значениях. Оно ключевое в скандальной фразе. И оно подвело под скандал неглупого и, в общем, хорошего человека.
А почему она стала скандальной?
Потому что это как раз тот неприятный случай, когда обратная метафора отрицательно усиливает смысл. Оборачивается против и обнажает (против его воли!) этическую разнузданность говорящего. Можно сравнить голову и капусту, можно сказать «рубили головы, как рубят капусту» (вспомним «Рука бойцов
колоть устала») и этим выразить трагедию: бесценная человеческая жизнь стала сравнима с ценой кочана капусты.
Но перевернуть сравнение было бы в высшей степени цинично. А формально можно. Это и сделал остроумный, быстрый на реакцию «повар». Прокрутил фразу по оси слова «порубил», используя его многозначность. Это находчиво. Но в этическом плане преступно. Сказать «Порубить зелень, как порубили крестьян» – это выразить трагедию бесценной зелени.
Ивану Урганту не хватило доли секунды, чтобы взвесить, не семь, но хотя бы раз отмерить готовую к полёту фразу и удержать её.
Не хватило.
Речевой этикет, осознанная длительная практика его применения, бывает неоценимым фильтром.
Или неоценённым.